Пани Зофья. У вас колесо отвалилось - Яцек Галиньский

Великолепие и богатство, построенное на несправедливости к людям. Я чувствовала, что готова вступить в схватку с империей зла. По крайней мере, мысленно. После всего, что я пережила, и чтобы избежать всего того, что еще может случиться.

Я вошла в здание. Девушка за стойкой регистрации посмотрела на меня.

– Чем я могу вам помочь? – спросила она.

– Ничем, – ответила я.

Прежде чем она выползла из-за своей стойки, я схватилась за громоздкую ручку большой двери в конце коридора.

– У вас назначена встреча? – услышала я за спиной. – Туда нельзя входить.

И тогда я увидела его. Человека, который стоял за всем этим. Он сидел за своим письменным столом лицом к окну, положив ноги на подоконник. Облезлый недомерок – таким было мое первое впечатление.

Я наклонилась к тележке, чтобы достать золотую ручку со сломанным пером.

– Прибыл этот гребаный хлам? – спросил он.

Я была так удивлена, что не сразу узнала его голос.

– Прибыл, – ответила я.

Он резко повернулся, словно пораженный током. Поднялся.

Мы стояли лицом к лицу. Я потеряла тот запал, с которым входила. Мы посмотрели друг другу в глаза, и эта минута была в сто раз сложнее, чем я могла себе вообразить.

Это был мой сын.

Ничего ни с чем не совпадало и не соответствовало ничему. Казалось, что мой рассудок перестал работать.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он.

– А ты?

Я хотела сесть. Мои ноги подкосились. Что теперь? У них есть я. Они будут делать со мной все, что захотят.

Это неважно. Это не считается.

Мой родной сын так ужасно предал меня.

Глава 13

Из всех обмороков и пробуждений, которые случались со мной, это было худшим. Впервые я не обрадовалась, чувствуя, что прихожу в себя. Я не хотела приходить в сознание.

Я услышала странный звук. Открыла глаза. Это был сигнал моего разряжавшегося мобильного телефона.

Я не знала, когда и как я оказалась в больничной палате на большой кровати, оснащенной сложным медицинским оборудованием. Я чувствовала себя непривычно – у меня ничего не болело.

В мою правую кисть был вставлен катетер. Вероятно, так мне дали обезболивающее.

Сын стоял у окна. Он не заметил, что я проснулась. По щетине на его лице я поняла, что это был не короткий сон. Я зашевелилась. Тогда он посмотрел на меня.

– Не спишь? – спросил он.

Странно, но его вопрос меня не раздражил. Самым важным казалось подключение телефона. Если аккумулятор в мобильном Мелконогого сядет, то я не смогу его включить, потому что не знаю пароля. Я попыталась повернуться на бок к тележке, которая, к счастью, и в этот раз верно стояла рядом со мной. Она никогда не предавала меня. У меня в ней была зарядка.

– Лежи спокойно, – сказал сын, подходя ко мне. – Не нервничай. Все будет хорошо. – В порыве чувств он схватил меня за руку.

– Оставь меня. Мне нужно подключить телефон. Подвинь мне тележку.

– Ты себя хорошо чувствуешь? – спросил он.

– С ума сошел? Как я должна себя чувствовать?

Он протянул мне зарядку. Я сразу же вставила ее в одну из розеток, которые, к счастью, в большом количестве находились прямо рядом со сложной медицинской аппаратурой.

– Как ты смеешь спрашивать меня о моем здоровье! Ты жестокий и безжалостный человек, преступник! Ты живешь за счет того, что кому-то причиняешь зло. Оказывается, ты – глава преступного бизнеса! Руководящая должность. Вышел в люди. Поздравляю с повышением. Почему ты не похвастался?

– Тебе дали сильнодействующие лекарства. После них у тебя может путаться сознание, – бросил он, отвернувшись к окну.

– Не отворачивайся от меня, когда я говорю с тобой!

– Мам, лежи спокойно. Набирайся сил.

– Мысли у меня не было, что ты можешь иметь что-то общее с такими людьми. Как ты мог? Как ты мог все это сделать? Ты приложил к этому руку! Нет, ты это спланировал и этим руководил!

Я приподнялась на кровати и посмотрела сыну в глаза:

– Кем нужно быть, чтобы хотеть убить собственную мать?

– Ты прекрасно знаешь, что это неправда.

– И кто натравил на меня своего бандюка, занимающегося мокрыми делами? Этого, мелконогого? Того, кто убил соседа?

– Он и мухи не убьет.

– Врешь! Ты все время врешь! Ты думаешь, я глупая? Ах ты, бандит!

Это было уже слишком. Я чувствовала, что мне трудно дышать.

– Я задыхаюсь. Вызови медсестру.

Он подошел и взял меня за руку.

– Оставь меня! – Я отдернула руку.

Я почувствовала себя так, как будто ко мне прикоснулось что-то мерзкое. Такая грязь, которую я никогда не смогу смыть. Я начала тереть руки, шею и лицо.

– Никогда больше не прикасайся ко мне. Я не хочу тебя знать. Я не знаю, кто ты.

– Успокойся.

– Я не узнаю тебя.

– Мам, это я.

– Нет, это не ты.

Вдруг я услышала протяжный звук. До этого я слышала его только по телевизору. Постоянный писк. На экране появилась горизонтальная линия. Так вот как это работает? Всплеск энергии и хорошего самочувствия прямо перед смертью. Я могла бы об этом догадаться.

– Кажется, я умираю, – заявила я, глядя в глаза сына.

Он посмотрел на меня в ужасе.

– Врача! Кто-нибудь, идите сюда! – закричал он на весь коридор, затем вернулся и схватил меня за руки. – Мама, я не хотел… – Его голос сломался. – Я пожертвовал всем ради этих инвестиций, даже своим браком. Я продал все и сделал ставку на эту недвижимость. Я должен был.

Слезы текли по моим щекам.

– Прощай, – прошептала я, не зная, что еще ему сказать.

Так мало времени.

– Не умирай! Мама! – жалобно причитал он.

Как подвести итог заканчивающейся жизни? Что оставить после себя? Что сказать сыну, который останется один в этом мире?

– Не ешь слишком много, – сказала я. – Растол- стеешь.

– Не буду, – ответил он. – Обещаю.

Он разрыдался и начал целовать мои руки.

В этот момент дверь с грохотом распахнулась. Вошли трое качков в белых халатах.

– Реанимационный набор! – крикнул самый худой.

Второй в мгновение ока протянул ему два стальных утюга, которые я тоже видела в кино. Он посмотрел на экран.

– Отойдите! – гаркнул он на моего сына.

Он даже не дернулся. Глупыш. Им двоим пришлось оттащить его. Рыдал так же громко, как когда я впервые отвела его в детский сад. Унизительная сцена. Испортил мне весь опыт умирания! К счастью, моя смерть оказалась безболезненной. Люди зря так боятся. Совершенно нечего.

Я не так представляла себе свой конец. Никто в клубе для пенсионеров не позавидовал бы такой смерти. Было бы